Брайан МакГриви - Хемлок Гроув [любительский перевод]

– И сколько слоев грязи придется выкопать моим адвокатам, чтобы выяснить, чьи интересы на самом деле представляет «Лод»? – спросил он.

– Слишком много, чтобы тратить на них время человека, который вскоре потеряет весь Институт. Так проще для всех. Станешь самым богатым парнем в мире и сможешь всласть заниматься самобичеванием, только ради того, чтобы показать тем, кто еще не знает, каково это – родиться в Семье Годфри.

– Я до сих пор не могу решить, к своему профессиональному стыду, ты зло или просто аутист, – сказал доктор Годфри. – Но твое предложение не имеет никакого смысла без оглашения той фантастической суммы денег, которая перевесит мое желание отправить тебя в тюрьму, зародившееся с того дня, когда ты в первый раз протянул свои руки к моей племяннице.

Прайс откинулся на спинку кресла и сцепил пальцы.

– Ты предпочел бы, чтобы она умерла? – спросил он.

– Она и так умерла. Я предпочел бы, чтобы ты был честен с моим братом о той процедуре.

– Я не думаю, что там было место недопониманию. Он знал о последствиях.

– Он был убит горем. Ты знал, что он эмоционально некомпетентен для того, чтобы обдумать выбор, к которому ты его подтолкнул.

– Я знал, но мы не могли позволить себе ждать. И сможешь ли ты сказать нашей девочке, что считаешь ее зачатие результатом эмоциональной некомпетентности?

– Что ж, это единственная нормальная вещь касательно ее, черт побери! – воскликнул Годфри.

Они посмотрели друг на друга и улыбнулись с легкостью старейших врагов.

Годфри покончил с выпивкой и подлил себе сам.

– Когда мы впервые встретились, – начал он, – я отвел Джей Ар в сторону и сказал: «Ты не можешь на самом деле хотеть нанять этого социопата». И он ответил мне, что социопат сделает для медицины то, что Бессемер сделал для стали. Он сказал – ты гений. Я ответил: «Как и Менгель». – Он опустил руку, сжав пальцами листок орхидеи.

– У меня дочь-подросток. Завтра я веду ее к гинекологу, – продолжил он. – Если у меня появится хоть какое-то доказательство о твоей причастности к этому, я тебя убью. И это не преувеличение.

Он осушил стакан, поставил его на стол и вышел. Прайс закинул руки за голову, ошеломленный.

– Конечно запятая, – сказал Прайс, – если он и выучил какой-то урок в ГУЛАГе научных кругов запятая то тот запятая где сказано двоеточие любой запятая кто принимает решения запятая руководствуясь предпосылкой запятая что другие человеческие существа рациональны и действуют для получения наивысшего блага для себя и окружающего мира запятая является бесподобным тупицей точка.

Оливия неожиданно поймала себя, как бывало время от времени, за покусыванием. Они с Шелли смотрели какой-то старый фильм, когда она заметила, как посасывает манжет собственной рубашки – недостойная привычка ранней юности, ставшая проявляться позже в моменты нервозности. Она осмотрела ткань, ее слюна блестела на коже. Вот. Черт. Как ребенок. Она почувствовала покалывание и увидела, что волосы на ее руке встали дыбом. Как случалось всякий раз, когда рядом с дочерью ею овладевали сильные эмоции. Оливия погладила бедро Шелли с раздражительной нежностью; было время, когда она работала в театре и имела дело с  юными девицами-театралками, но никогда не сталкивалась с таким чертовски высоким уровнем чувствительности.

– Ох, Шелли-Белли, – произнесла Оливия.

Затем она услышала, как снаружи подъехала машина, и почувствовала дрожь, пробежавшую по волоскам на руке, как от дуновения мягкого ветерка; и одновременно Оливия ощутила нарастающее беспокойство дочери от возможного гнева матери. Входная дверь открылась, и через фойе прошел Роман. Оливия выключила звук телевизора.

– Роман Годфри, – сказала она.

Он появился и встал, засунув руки в карманы куртки, и ждал со скучающим видом. Шелли напряглась, выпрямила спину, и руки под неестественно прямым углом легли на колени. И Оливия внезапно почувствовала себя слишком уставшей от всего этого, чтобы продолжать. Как ночь, когда электричество крайне нестабильно, но шоу должно продолжаться. Семейная идиллия. Времена, когда кто-то интересуется, Медея – это трагедия или просто чертово исполнение желаний.

– Не хочешь чем-нибудь поделиться? – спросила Оливия.

– Не особо, – ответил Роман.

– В сегодняшних новостях сказали, что была осквернена могила Лизы Уиллоуби, – продолжила Оливия. – Они обещают десять тысяч долларов за информацию о вандалах. Не мог бы ты конкретизировать свое внеклассное времяпрепровождение?

Он не ответил.

– Тебе повезло, что я еще не позвонила в полицию, – сказала она.

– Давай, вперед, – ответил он. – Только дай мне минутку, припудрить нос на случай, если завтра окажусь на первых полосах .

Дыхание Шелли стало хриплым и неглубоким.

– Сарказм, враг остроумия, – уничтожающе проговорила Оливия.

– Сильно сказано, – кивнул Роман.

Ее лицо потемнело, и,  с пугающим спокойствием, она заговорила вновь:

– Можешь думать, что сумеешь спрятаться за свое имя, как всегда, но я, кажется, четко высказала свое мнение об общении с этим цыганским мусором. И что бы это ни была за нелепая, проклятая игра, в которую вы играете, чтобы вывести меня из себя, тебе есть, что терять, помимо твоей глупой, пустой башки.

Роман ответил не сразу, и, желая меньше всего на свете привлечь к себе внимание, Шелли задержала дыхание, оставив в комнате лишь жужжание беззвучно работающего телевизора.

– Боже, тебе надо срочно потрахаться с кем-нибудь, – сказал Роман.

Шелли ахнула и выскочила и комнаты. Оливия смотрела на Романа. Он был слишком доволен собой, чтобы закончить, и она ждала.

– Неужели Норм занят? – спросил он.

Это был край! Она поднялась и встала перед ним, с клокотанием желчи рассматривая свое дитя. А затем ударила его ладонью по лицу с такой силой, что он отлетел к другому краю стола. Он не делал никаких попыток защитить себя, когда она подлетела к нему и начала хлестать по щекам до тех пор, пока они не приняли пунцовый оттенок. После, почувствовав одышку, она попятилась назад и отвернулась, оставив его лежать на спине. На стекле мерцало отражение экрана телевизора. Отвергнутая героиня фильма курила в шезлонге с вялой враждебностью. Оливия завороженно уставилась на экран: изображение начало расплываться в причудливой игре света и тени, и она почувствовала, что погружается в него, одновременно падая и выпадая из него…

Она почувствовала пару сильных рук на своих плечах, и Роман поймал ее прямо перед тем, как она упала.